Сыщик, но не тот
Брэдли Х. Сайнор


Шерлок Холмс. Свободные продолжения






В научной фантастике есть давняя традиция — исследовать идею альтернативных миров, особенно в связи с многомировой интерпретацией квантовой механики, предполагающей, что любая вселенная, какая только может существовать, действительно где-то существует. Если бы мы могли тасовать наши вероятные жизни подобно колоде карт, то увидели бы, как любимые становятся чужими, а чужие — любимыми; как одни дети исчезают и их место занимают другие. Стало бы очевидно, каким бесконечным изменениям подвергаются дома, квартиры, автомобили, домашние животные. И уже не удалось бы скрыть превращение добропорядочных людей в злодеев, злодеев — в героев…






Брэдли Х. Сайнор

Сыщик, но не тот








В издательстве «Арктик волф паблишинг» только что увидел свет сборник рассказов Брэдли Х. Сайнора «Echoes from the Darkness». Ожидается выход его новых работ в антологиях «Shelter of Daylight», «Grantville Gazette V» и «Space Grunts» (в соавторстве с женой Сью). Всего он опубликовал более семидесяти рассказов в жанре научной фантастики, фэнтези, ужасов и детектива. Также Сайнор является автором двухсот пятидесяти с лишним статей в журналах, газетах и сборниках.

«Кабы не милость Божия, шел бы так и я», — сказал Джон Брэдфорд,[1 - Джон Брэдфорд — пребендарий собора Святого Павла, участник английской реформации и мученик; стал известен благодаря фразе, которую произнес во время своего заключения в лондонском Тауэре, когда увидел преступника, идущего на казнь. — Здесь и далее, кроме отдельных случаев, примечания переводчика.] смиренно признавая роль случая и силу обстоятельств в жизни людей. Нас преследует мысль о том, что все могло быть иначе: если бы мы не отправились на ту вечеринку, то не встретили свою любовь; если бы не вышли из дома в то самое мгновение, несчастье не случилось бы и т. д. Ошеломляет само предположение, сколько событий должно было произойти и как они изначально складывались, чтобы каждый из нас появился на свет.

В научной фантастике есть давняя традиция — исследовать идею альтернативных миров, особенно в связи с многомировой интерпретацией квантовой механики, предполагающей, что любая вселенная, какая только может существовать, действительно где-то существует. Если бы мы могли тасовать наши вероятные жизни подобно колоде карт, то увидели бы, как любимые становятся чужими, а чужие — любимыми; как одни дети исчезают и их место занимают другие. Стало бы очевидно, каким бесконечным изменениям подвергаются дома, квартиры, автомобили, домашние животные. И уже не удалось бы скрыть превращение добропорядочных людей в злодеев, злодеев — в героев. «Кабы не милость Божия, шел бы так и я…»








Недели, последовавшие за возвращением Шерлока Холмса спустя три года с момента его мнимой гибели в поединке с профессором Мориарти — этим Наполеоном преступного мира, — оказались весьма напряженными для моего друга.

Как и следовало ожидать, на Бейкер-стрит хлынул непрерывный поток посетителей — от мелкого карманника до посыльного, который доставил Холмса на личную аудиенцию в Букингемский дворец.

Вернулся в квартиру и я. И суток не прошло, как инспектор Лестрейд увел закованного в наручники полковника Себастьяна Морана, а Холмс уже поинтересовался, ждать ли меня на Бейкер-стрит.

— Для вас это будет лучшее лекарство на свете, Ватсон, — сказал он за превосходным ужином, приготовленным миссис Хадсон.

Вспоминая тот вечер, должен признаться, что убедить меня оказалось несложно. Моей дорогой Мэри не было в живых уже почти год: ее слабое сердце перестало биться всего через три дня после пятой годовщины нашей свадьбы. Конец наступил так быстро, что весь мой медицинский опыт оказался бесполезен.

Даже по прошествии стольких месяцев я порой ловил себя на мысли, что хочу о чем-то спросить жену или поворачиваюсь на звук шагов, надеясь ее увидеть. Поэтому предложение Холмса оказалось более чем своевременным.

Дел было много. История с черной катаной, поиски сына Пендрагона, похищение рукописи Альхаразада — лишь некоторые из них.

К середине октября жизнь вошла в более или менее нормальное русло, насколько это вообще возможно для человека, который дружит с Шерлоком Холмсом. Вечером тринадцатого числа я сидел в одиночестве на Бейкер-стрит. Холмс ужинал со своим братом Майкрофтом, он должен был вернуться через несколько часов. Я отказался составить им компанию, не сомневаясь, что узнаю подробности встречи от Шерлока, особенно про «любезность», о которой наверняка попросит собеседник, ассоциирующийся у него с «самим британским правительством».

Около моего любимого кресла в тот вечер лежала стопка медицинских журналов, причем довольно высокая: в прошлом году я перестал следить за новинками профессиональной литературы, а сейчас искренне сожалел об этом и намеревался восполнить пробел.

Часы на каминной полке только пробили десять, когда снизу донесся настойчивый стук в дверь. Мгновение спустя раздались знакомые шаги миссис Хадсон, спешившей на зов.

Молодой человек, который стоял за спиной нашей квартирной хозяйки, выглядел смутно знакомым — в том смысле, что люди часто бывают на кого-то похожи. Он был тепло одет — ночь выдалась холодной.

— Сэр, прошу прощения за беспокойство, но посетитель говорит, что дело срочное, — сообщила миссис Хадсон.

— Боюсь, Холмс еще не вернулся, но если чем-то могу помочь…

Прежде чем я успел продолжить, гость оборвал меня на полуслове взмахом руки.

— Сэр, я пришел не за мистером Холмсом, а за вами. Случилось несчастье.

— Несчастье? Где? — спросил я, выпрямляясь в кресле.

— Через три улицы отсюда, — ответил он. — Склад мистера Дельвеккио. Мистер Хоббс свалился со старого балкона, и я не могу определить, дышит ли он.

Миссис Хадсон быстро приготовила мой чемоданчик.

Такого густого тумана, как в этот вечер, я не видел много лет — он накрыл улицы, словно толстое одеяло. Достаточно было отойти на полдюжины шагов от двери, чтобы совершенно потеряться в нем.

— Прохладнее, чем я думал, — сказал я, поднимая воротник пальто.

— О да, сэр.

— Как тебя зовут, сынок?

— Артур, сэр. Артур Пим. Я новый бухгалтер у мистера Дельвеккио. Работаю всего полгода.

Не прошло и пяти минут, как Пим подвел меня к боковой двери с вывеской «Дельвеккио и сыновья, импортеры». Ему пришлось несколько минут стучать, прежде чем кто-то подошел.

— У нас нет времени на…

Дверь открыл дородный мужчина с квадратными очочками на кончике носа.

— А, это ты.

— Да, мистер Харрис. Я привел доктора. Его зовут Ватсон.

— Имя значения не имеет. И вообще ты мог особо не усердствовать. Даже если он не погиб при падении, смерти не миновать, так как он угодил головой в груду итальянских зеркал.

Столько крови на одном теле я не видел со времен войны в Афганистане. В каждом из сотен, если не тысяч, зеркальных осколков читалось мое отражение под миллионом различных углов. И посреди всего этого лежал несчастный мистер Хоббс. Надежда на то, что он жив, улетучилась, как только я обнаружил, что осколок стекла пронзил его яремную вену.

Когда прибыла полиция и падение Хоббса подтвердилось, я изъявил желание остаться, пока не заберут тело. Констебль сказал, что в этом нет необходимости, но мне следует явиться завтра в местный участок для дачи показаний.

— Вы точно не хотите, чтобы я пошел с вами, доктор Ватсон?

— Спасибо, Артур, но мне идти всего несколько кварталов. Даже в таком густом тумане я без проблем найду дорогу к дому двести двадцать один «б».

— Тогда доброй вам ночи, сэр, — сказал констебль, открывая дверь.

Я осторожно пробирался в тумане. Встречавшиеся по пути уличные фонари рассеивали его лишь на несколько футов, и приходилось то и дело останавливаться, чтобы определить нужное направление.

Посреди мглы меня настиг сильный приступ тошноты, и перехватило дыхание. Казалось, голова вот-вот взорвется от нахлынувшей боли, которая почти поглотила тело; на мгновение показалось, что я могу находиться где угодно — на складе Дельвеккио, в Черной Африке или на ледяных равнинах Южного полюса.

Потом ощущение исчезло так же быстро, как появилось, оставив после себя тупую боль внизу живота. Собравшись с силами, я снова двинулся в сторону Бейкер-стрит. И, добравшись наконец до знакомой двери, чувствовал себя так, словно пробежал десять миль в гору с полной солдатской выкладкой. Лучшее, о чем сейчас можно мечтать, — это хорошая порция виски и теплая постель.

Однако возникли некоторые трудности с ключом: он подходил, но не хотел поворачиваться в замке. Наконец, с силой повернув ключ и нажав, мне удалось открыть дверь. Я отметил, что утром надо сказать об этом миссис Хадсон.

Из-под двери, которая вела в наши комнаты, пробивался свет — очевидно, Холмс вернулся в мое отсутствие. Внутри я заметил знакомый силуэт Шерлока, сидевшего перед камином. И уже собирался что-то сказать, когда за моей спиной раздался голос:

— А ну говорите, кто вы такой?

В дверях моей спальни стоял человек с револьвером в руке. Когда он шагнул на свет, я узнал лицо, которого не видел с тех пор, как покинул Афганистан.

— Мюррей? — спросил я.

— Я спрашиваю, кто вы такой? И почему врываетесь в наше жилище без всякого…

Я шагнул ближе к свету, и лицо вдруг посерело.

— Господи помилуй… Не может быть! Полковник? Полковник Ватсон, сэр? Но вы же умерли!

С этими словами мой бывший ординарец рухнул без чувств. Холмс поднялся с кресла, быстро пересек комнату и присел возле Мюррея.

— Если я не ошибаюсь, вы доктор, сэр, — проговорил он.

— Да.

— Тогда, полагаю, у вас появился пациент.

И тут я понял, что передо мной не Шерлок Холмс, а профессор Джеймс Мориарти.




Одно из лучших восстанавливающих силы средств в арсенале врача — старое доброе бренди. Металлическую фляжку с этим напитком я держал в своем чемоданчике со дня получения медицинского диплома. Как и следовало ожидать, алкоголь почти молниеносно привел в чувство Мюррея. Тот закашлялся и открыл глаза.

Я пребывал в замешательстве не меньшем, чем Алиса, попавшая в Зазеркалье. Если это сон, то самый реалистичный из всех когда-либо виденных. Глоток бренди не помешал бы и мне самому.

Воспользовавшись ситуацией, я окинул взглядом комнату. Все казалось знакомым, но при этом чуть иным. Та же химическая аппаратура в углу, скрипка в футляре возле камина и старая потертая вешалка у двери. Только персидской туфли с табаком не было на привычном месте. И там, где прежде стояли в несколько рядов тщательно подписанные папки с газетными вырезками, были аккуратно сложены журналы, в основном по математике и астрономии — судя по датам, за последние восемь лет. В дальнем углу комнаты стоял маленький телескоп.

— Отличная работа, доктор, просто отличная, — сказал Мориарти.

— Спасибо, — ответил я, глядя на человека, которого еще несколько минут назад считал погибшим в Швейцарии, на дне Рейхенбахского водопада.

Однако его внешность в точности не совпадала с внешностью Холмса — он выглядел моложе лет на десять, если не больше. Правда, как и в моем друге, в нем чувствовались непринужденность и уверенность.

— Может кто-нибудь объяснить, что, черт побери, случилось? — наконец спросил я.

— Очень хороший вопрос, доктор… Ватсон, так, кажется? — сказал Мориарти, помогая Мюррею встать на ноги.

Мой бывший ординарец мгновение смотрел на меня, не говоря ни слова, а затем позволил проводить себя к кушетке.

— А теперь, доктор, расскажите, как долго вы жили на Бейкер-стрит, в доме двести двадцать один «б»? — спросил Мориарти, усаживаясь перед желтым кожаным креслом, которое занял я.

— Откуда вы?..

Улыбнувшись, профессор показал пальцем на мой чемоданчик, стоявший раскрытым на полу:

— Весьма откровенно, должен заметить.

Там на табличке аккуратными золотыми буквами были вырезаны мое имя и адрес: 221б, Бейкер-стрит, Лондон. Я забрал свой старый чемоданчик из шкафа в тот же день, когда вернулся на нашу с Шерлоком квартиру.

Несмотря на все, что Холмс говорил о Мориарти, я вдруг почувствовал к нему расположение и начал описывать события сегодняшнего вечера. Профессор изредка меня останавливал, чтобы уточнить подробности, иногда о весьма странных вещах, вроде того, как выглядела дверь конторы Дельвеккио, в какую форму был одет констебль или где находится местный полицейский участок. Я хотел узнать, зачем ему это нужно, но, поразмыслив, решил не задавать подобных вопросов. Особенно интересовало Мориарти, какое впечатление произвел на меня туман.

— История, которой вы развлекли нас сегодня вечером, — самая что ни на есть фантастическая, — сказал профессор. — Сами понимаете, ее трудно принять на веру, особенно учитывая, что мы с Мюрреем живем в этой квартире с весны тысяча восемьсот восемьдесят пятого года.

Он немигающе смотрел на меня, ожидая реакции.

— Профессор, я врач, человек науки. И если бы сам услышал от кого-нибудь такую историю, решил бы, что рассказчик перебрал шотландского и начитался научно-фантастических романов мистера Уэллса. Но каждое сказанное мною слово — такая же правда, как то, что я сижу сейчас перед вами.

Мориарти сплел пальцы перед лицом, глубоко задумавшись.

— Доктор, я вам верю.

— Как вы можете ему верить, профессор? — возразил Мюррей. — В последний раз, когда я видел полковника Ватсона, он был мертв, из его груди торчала афганская пика. Я сам присутствовал на похоронах, и это было почти десять лет назад.

Мертв?! Я?! У меня по спине пробежал холодок. Наверняка это кошмарный сон, который никак не может завершиться. Вряд ли кто-то на моем месте, услышав подобную новость — что он не только мертв, но уже несколько лет как похоронен, — отнесся бы к этому спокойно.

— Как же убедить вас, что этот человек — Джон Х. Ватсон? — спросил Мориарти.

Мюррей ненадолго задумался, прежде чем ответить.

— Взгляните на его левое предплечье.

Мгновение поколебавшись, я снял пиджак, закатал рукав и протянул руку профессору.

— Там должен быть шрам длиной в три-четыре дюйма, — сказал Мюррей.

— Есть такой, — подтвердил Мориарти. — Как вы его получили?

Я улыбнулся, вспомнив охоту с отцом и братом — в последний раз, когда мы были втроем. Тогда я завалил кабана, но зверь успел разодрать мне руку почти в клочья.

Мюррей лишь покачал головой.

— Полковник, не знаю, как вам это удалось, но я чертовски рад, — наконец сказал он.

— Минуту, Мюррей. Вы уже второй раз называете меня полковником.

— Так точно, сэр. Ведь это ваше звание.

— «Полковник медицинской службы Джон Х. Ватсон» звучало бы неплохо. Однако за время службы в Пятом Нортумберлендском стрелковом полку я не поднялся выше капитана и ушел в отставку после ранения в битве при Майванде.

— Но, полковник, вас тогда не ранили. Ранили меня!

Похоже, разница в звании, упомянутая мною, порадовала Мориарти.

— Если передо мной не один из самых убедительных сумасшедших на свете, значит вы, сэр, говорите правду. Факты относительно вашего звания лишь подтверждают мою теорию, — сказал он. — После случая с человеком, который обошел вокруг своего экипажа и исчез на виду у десятка свидетелей, я разработал теорию существования иных миров.

— Вроде Марса и Венеры? — спросил я.

— Я сказал — иных миров, а не планет, — поправил меня профессор. — Точнее говоря, миров вроде нашего, но с незначительными отклонениями, возникшими в результате иных решений. Например, там, где Конфедеративные Штаты Америки проиграли войну за независимость. Математически это вполне возможно.

Эти миры, — продолжал он, — время от времени соприкасаются, и люди могут переходить из одного в другой. Как правило, случайно, но при определенных обстоятельствах и преднамеренно. Похоже, сегодня ткань пространства-времени так истончилась, что позволила доктору Ватсону перейти из его Лондона в наш.

— И всего на расстояние в несколько кварталов, — добавил я.

Глянув в окно на туман и ощутив комок в животе, я понял, что теория Мориарти верна. Даже после большого глотка бренди из фляжки мне было трудно представить, что все привычное безвозвратно исчезло. Ну или почти все.

Как неоднократно ранее, беседу на Бейкер-стрит прервал визит инспектора Герберта Лестрейда. Похожий на крысу человечек из Скотланд-Ярда был одним из первых профессиональных партнеров Холмса, протоптавших дорожку к нашей общей квартире. Естественно, он не знал меня со времен Адама.

— Всегда рад видеть вас, Лестрейд, — сказал Мориарти, протягивая руку.

— Спасибо, профессор. Прошу прощения, если помешал. Однако я к вам со срочным известием. — Он замолчал, бросив взгляд в мою сторону. — Я могу говорить открыто?

— Простите, инспектор, забываю о хороших манерах. Это старый армейский друг Мюррея, доктор Джон Ватсон. Они вместе служили в Афганистане. Доктор посвящен во все, о чем здесь говорится.

— Что ж, ладно, — сказал Лестрейд, усаживаясь в красное кожаное кресло напротив Мориарти. — Меньше часа назад я получил телеграмму с сообщением, что полковник Себастьян Моран бежал из Дартмурской тюрьмы.

— Известно, когда это случилось? — спросил Мориарти.

— В последние три-четыре дня. Он подрался с кем-то из заключенных, и все забияки оказались в одиночных камерах, — ответил Лестрейд.

— А в соответствии с нынешней системой наказаний подобные заключенные не должны видеть ни одной живой души, и за ними никто не присматривает, кроме единственного охранника, — сказал Мориарти.

— Даже во время кормежки? — спросил я.

— Через маленькую железную решетку внизу двери можно задвинуть поднос, а потом забрать его. В прошлом Моран неоднократно устраивал голодовки. Охрана видела закутанную в его одеяло фигуру, поэтому, несмотря на то что пища оставалась нетронутой, о нем не слишком беспокоилась, — сказал инспектор.

— И как обнаружили побег?

Лестрейд рассмеялся, откинувшись на спинку красного кожаного кресла.

— С одним из заключенных, неким Волмером, случился удар. Он умирал, и последним его желанием было увидеть Морана. Они, должно быть, дружили.

— Думаете, Моран найдет убежище здесь, в Лондоне, у своих старых товарищей? — спросил Мюррей.

— Друг мой, я знаю, что так и будет. Более того, уверен: к этому приложил руку работодатель Морана. Подобное вполне в его стиле. — С этими словами Мориарти поднялся с кресла и достал из-за бюста Цезаря три идеально круглых металлических шарика. Покатав в ладонях, он положил их в карман жилета. — Сколько Морану оставалось сидеть в одиночке?

— Три дня.

— Значит, если что-то должно случиться, оно произойдет в ближайшие трое суток. — Мориарти посмотрел на настенный календарь. — О боже! — воскликнул он.

— Что такое, профессор? — спросил Мюррей.

— Если я прав, у нас очень мало времени.

— Я пойду с вами, — вызвался Лестрейд.

— Спасибо, нет. Пока обойдемся без вашего участия.

— Мне это не нравится, профессор. Это дело полиции.

— Я знаю. Но сегодня вечером вам нет места среди нас.

Инспектор промолчал, хотя и не сумел скрыть раздражения. Повернувшись, он вышел за дверь.

Мюррей скрылся в спальне, прежде принадлежавшей мне, и появился несколько секунд спустя с переброшенным через одну руку плащом и парой армейских револьверов в другой руке.

— Полковник, возьмите один, если вы не против, — сказал он.

Знакомая тяжесть оружия добавила веры в реальность происходящего. Револьвер удобно лег в карман моего пиджака.

— Значит, я иду с вами?

— Конечно, дружище! Мы с Мюрреем другого варианта не предполагали.

— Профессор, я в вашем распоряжении!




Несмотря на туман, кеб поймали сразу. Я не слышал, какой адрес Мориарти дал вознице, но спустя мгновение мы уже мчались по улицам. После нескольких поворотов сориентироваться было невозможно.

— Профессор, могу я спросить, на кого работает полковник Моран?

— Моран известен в вашем Лондоне?

— В какой-то мере. Служил в Индии, человек номер два в преступной группировке, которая раскинула свои щупальца по всему Лондону и даже по всей Англии. Предпочитает убивать с помощью сделанного на заказ духового ружья, — сказал я.

— Духовые ружья… Приятно сознавать, что старый Моран предсказуем, — заметил Мюррей.

— А кто стоит во главе этой криминальной шайки? — спросил Мориарти.

Я чуть поколебался, прежде чем ответить.

— Вы, профессор.

Мориарти рассмеялся самым что ни на есть зловещим смехом.

— Почему бы и нет? — наконец сказал он. — В каком-то смысле это уравновешивает ситуацию.

— А кто главарь здешней организации? — спросил я.

— Мистер Шерлок Холмс.

Это заявление положило конец разговору — по крайней мере с моей стороны, — и дальше мы ехали молча. Мысль о том, что Холмс — преступник, уже не выглядела столь шокирующей, какой могла бы показаться несколько часов назад. Полагаю, я до сих пор таил слабую надежду, что все происходящее — странный сон, от которого в любой момент можно пробудиться.

Кеб остановился перед домом номер 10 на Кьюдеджин-сквер. Окна трехэтажного здания были темны, а около подъезда горел единственный газовый фонарь.

— Приготовьтесь, джентльмены, — сказал Мориарти. — Нам везет. Сегодня у них сходка.

На звонок вышел дворецкий в ливрее. Профессор сказал ему единственное слово:

— Валгалла.

— Дальше по коридору, сэр, вторая дверь направо.

Пока мы шли по коридору, у меня возникло ощущение, что за нами наблюдают, о чем я и сказал Мориарти.

— Я бы встревожился, если бы было иначе, — ответил профессор. — Безопасность для тех, с кем мы намерены встретиться, имеет первостепенное значение.

От моего интереса по поводу того, с кем мы собираемся встретиться, не осталось и следа, когда нам открыла дверь женщина с темными волосами, свободно падавшими на плечи, и каре-зелеными глазами на знакомом овальном лице.

Невероятно, но это была она — Мэри, моя дорогая жена, много месяцев покойная. И вдруг она здесь, передо мной. Пришлось собрать последние силы, чтобы не заключить ее в объятия.

— Сюда, джентльмены, — сказала она.

— Спокойно, полковник, — проговорил Мюррей, положив руку мне на плечо.

Бывший помощник всегда чувствовал мое настроение, нередко лучше меня самого.

За тяжелым дубовым столом посреди комнаты сидели трое. Двоих я знал в лицо. Первый — Эдуард, принц Уэльский и наследник престола. Второй сосед был намного старше. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы узнать его, учитывая, что Альберт Саксен-Кобург-Готский, принц-консорт королевы Англии Виктории, в моем мире умер тридцать три года назад. Черты третьего кого-то напоминали. Судя по худому, похожему на череп лицу, его скорее можно было встретить на улицах Ист-Энда, чем в такой компании. При виде этих людей, особенно живой Мэри, я помолился о том, чтобы все не оказалось кошмарным сновидением.

— Какая неожиданность, профессор! Мы давно не имели чести видеть вас в нашем обществе, — сказал принц Альберт.

— Спасибо, ваше королевское высочество, — ответил Мориарти. — Полагаю, вы знаете Мюррея. А этот джентльмен — доктор Джон Ватсон, которого я попросил помочь нам в сегодняшнем предприятии. Полностью за него ручаюсь.

— То, что он пребывает в вашем обществе, вполне доказывает его надежность, — сказал принц Эдуард, доставая из серебряного футляра большую сигару. — Ватсон? Ватсон… Не родственник ли покойного полковника Ватсона? Я встречался с ним несколько лет назад, когда путешествовал по Индии.

— Двоюродный брат, сэр, — ответил я, улавливая неуверенность в собственном голосе. — Наши родители утверждали, что мы почти как близнецы.

— Если память мне не изменяет, так оно и есть. — Наследник короны рассмеялся, закуривая сигару. — Он был хорошим человеком, ваша семья по праву может им гордиться. Настоящий герой империи!

— Спасибо.

— Итак, профессор, — сказал принц-консорт, — что привело вас сюда?

— Вопрос чрезвычайной важности. По вашему собственному утверждению, даже королева не знает, в какой степени вы и ваш сын вовлечены в это дело. Если бы не ваша надежная поддержка из-за кулис, я не стал бы даже рассуждать о том, в каком состоянии сейчас пребывала бы наша страна. Однако ситуация такова, что действовать в одиночку я больше не могу. Уже несколько лет вам троим известно о моей продолжающейся вражде с Шерлоком Холмсом. Не могу точно вспомнить, сколько раз этот Наполеон преступного мира умудрялся ускользнуть из расставленных сетей. Сегодня он привел в действие план, включающий побег Джека-потрошителя.

После этих слов наступила хорошо знакомая мне тишина — такая же, как после сообщения родным пациента о его смерти.

— Вы уверены? — спросил принц Альберт.

Казалось, что за несколько минут он постарел лет на двадцать.

— Да. Более того, я полагаю, что события достигнут кульминации в течение нескольких суток. Через три дня — годовщина первого убийства, совершенного Потрошителем. Чувство юмора Холмса проявится во всей красе, если в этот день мы увидим убийцу на свободе.

Третий человек, сидевший за столом и все это время молчавший, взял перо и стал писать. Затем он передал листок бумаги принцу Эдуарду, чья сигара лежала нетронутой в пепельнице; под ней скопилась кучка серого пепла.

— Вы гарантировали молчание ваших товарищей, профессор. Что ж, пусть они оба осознают, что им предстоит услышать, возможно, самый опасный из всех секретов Британской империи. Что вы знаете о злодеяниях Потрошителя, джентльмены? — спросил наследник престола.

— Только то, что было в газетах, — ответил Мюррей.

Холмс участвовал в расследовании, но никогда не делился подробностями, утверждая, что об этом лучше не рассказывать. Я вспомнил множество слухов о Потрошителе, ходивших в те мрачные дни по всем пабам и закоулкам.

— Шесть лет назад Мюррей был в Америке, помогал мне в расследовании дела фирмы «Мэй сервейланс». Доктора Ватсона тоже не было в стране.

— Очень хорошо. Как вам известно, джентльмены, в течение примерно шести месяцев тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года Лондон был повергнут в ужас серией убийств, совершенных в районе Уайтчепел человеком, который стал известен под именем Джека-потрошителя. Благодаря стараниям профессора Мориарти, Скотланд-Ярда и покойного инспектора Элларда в начале июля того же года его схватили, — сказал принц Эдуард.

— Но почему об этом не сообщили гражданам? — спросил Мюррей.

— Из-за личности убийцы. До сих пор помню ночь, когда меня пригласили в Скотланд-Ярд. Я узнал, кто такой Потрошитель, и понял, что эти сведения не могут быть преданы огласке, — дрожащим голосом произнес принц Альберт.

— Джек-потрошитель оказался не кем иным, как герцогом Кларенским, третьим в очереди претендентом на трон Англии, — продолжил его сын. — Это Альберт Виктор, моя плоть и кровь, мой собственный сын.

Конечно, по поводу внука королевы ходили слухи, но, как и многие другие, я считал их плодом воображения напуганной толпы.

— Само собой, он был безумцем: душевное расстройство на почве сифилиса. Вы наверняка понимаете, перед какой дилеммой мы стояли, — сказал Мориарти.

— Моего внука пришлось исключить из числа претендентов на трон. Одна мысль о том, что наследник — убийца, потрясла бы основы монархии и нашей империи. Поэтому от него, если можно так выразиться, избавились, как от бешеной собаки, — с помощью высокопоставленных лиц инсценировали смерть. Последние несколько лет Альберт Виктор под именем Виктора Уэнсди содержался в приюте для умалишенных в Друидс-Хилле. Даже моя любимая Виктория не знает всей правды, — сказал принц Альберт.

— Можете не сомневаться, ваше королевское высочество, что никто об этом не узнает ни от Мюррея, ни от меня, — заверил я.

— Спасибо, доктор.

То были слова не монарха, а убитого горем отца.

Третий снова взял перо. На этот раз листок отправился прямо к принцу Альберту.

Старик прочитал его и кивнул.

— Не могу не согласиться. Профессор, я намерен полностью передать дело вам. Если потребуется, в вашем распоряжении будут все государственные ресурсы.

Принц-консорт написал на листе бумаги несколько строк, скрепив их отпечатком своего перстня на горячем воске. Его сын взглянул на текст, подписал и поставил собственную печать.

— Это не только даст вам доступ в приют, но и полномочия поступать так, как вы сочтете нужным в отношении Виктора Уэнсди, — сказал принц Эдуард.

— Все полномочия?

Я приподнял бровь. Для меня эти слова означали власть над жизнью и смертью. Подозреваю, что для Мориарти тоже.

— Все полномочия, — подтвердил наследник престола.

— Понимаю. И буду стараться действовать как можно благоразумнее.

— Ни минуты в том не сомневался, — тихо ответил старик.




Мориарти решил, что Мюррею лучше оставаться в Лондоне, пока мы с ним нанесем визит в «Друидс-Хилл». В пути нас сопровождал еще один человек — Мэри Морстен.

— Думаю, в вашем предприятии ее помощь пригодится, — сказал принц Эдуард.

Я начал возражать, опасаясь за ее безопасность. К тому же у меня возникла мысль, не является ли в этом мире Мэри одним из многих «близких друзей», которых мог иметь в виду Берти.

— Прежде чем вы станете возражать, доктор, — сказала она, — позвольте кое-что объяснить. Я еще и квалифицированный врач, выпускница Королевского колледжа. Некоторое время практиковала. Моя последняя специализация — судебная психиатрия.

Мэри всегда проявляла серьезный интерес к моей работе, но я не предполагал, что он может зайти так далеко. Вряд ли стоит говорить, что моему изумлению не было предела. Мне доводилось слышать о женщинах-врачах, но до сих пор я ни одной не встречал.

— Каково состояние принца? — спросил я.

— Оно постепенно ухудшается. Бывают периоды просветления, но недолгие. Как у многих страдающих сифилисом, мысли путаются, действия малоосмысленны или безрассудны. Иногда он впадает в смертельную ярость — при упоминании некоторых тем, в частности когда речь заходит о королеве, его бабушке. Всего три недели назад он чуть не убил врача, сделавшего замечание, — сказала она.

— Вы понимаете опасность, которой себя подвергаете? — спросил я, осознав, что говорю с женщиной, в последние годы проведшей немало времени в обществе Джека-потрошителя и при том оставшейся в живых.

— Да, доктор Ватсон, — ответила Мэри. — Но спасибо, что беспокоитесь обо мне.

— Могу я задать вопрос, профессор? — сказал я.

— Конечно. Учитывая нынешние обстоятельства, могу предположить, что у вас их немало.

— Тот худой джентльмен на Кьюдеджин-сквер, что все время молчал, — кто он? Принц явно ему доверяет.

— Так оно и есть. Его фамилия Холмс.

— Холмс? Майкрофт Холмс?

— Он самый, Ватсон. Как вижу, вы слышали о нем?

— Да. Чем он занимается?

— Точно не знаю, но думаю, что он глава секретной службы.

— Думаете?

— Это очень большая тайна.

Хоть что-то в этом мире напоминало мой! Покачав головой, я повернулся к Мэри.

Мы отправились с вокзала Виктория на следующее утро. В пути выяснилось, что мне удивительно легко общаться с Мэри, так похожей на женщину, которую я любил. И в то же время они отличались друг от друга как день и ночь.




Вот и приют для умалишенных «Друидс-Хилл». Судя по названию, это место могло выглядеть более зловеще, чем роскошное загородное поместье, куда мы прибыли тем же вечером. Покоившийся на прочном каменном фундаменте дом с не менее чем трехсотлетней историей был окружен забором, который местами прятался под вьюном и деревьями. Узорные решетки на окнах были изготовлены из чугунной арматуры.

— Настоящая крепость, — сказал я.

— Холмсу будет нелегко сюда проникнуть, — заметила Мэри.

— Доктор Морстен, я высоко ценю тот факт, что вы не считаете это невозможным, — сказал Мориарти. — Пока мы ехали, я придумал пять способов проникновения. Это нечто вроде вызова, и раньше Холмс его всегда принимал.

Директором «Друидс-Хилла» оказался дородный джентльмен с бакенбардами — доктор Р. А. Трокмортон. У него был самодовольный вид человека, нашедшего свою нишу и готового защищать ее до конца.

— Я не позволю нарушать размеренную жизнь этого заведения! Врываясь сюда посреди ночи, вы рискуете свести на нет многие месяцы труда. Доктор Морстен, я крайне удивлен, что вы связались с… искателями приключений.

При этих словах Мориарти привстал в кресле, но тут же снова сел. Его лицо ничего не выражало, серые глаза пристально смотрели на доктора Трокмортона. Послышалось клацанье металла, и я заметил, что профессор перекатывает в руке три железных шарика.

— Вы видели бумагу, подтверждающую полномочия.

— Да, видел. Эта бумажка заставляет меня думать, что душевное расстройство Виктора Уэнсди лишь отчасти вызвано болезнью, а в большей степени — родословной, — сказал Трокмортон.

— Подобное заявление граничит с изменой, доктор, — проговорил я.

— Оно граничит с правом свободнорожденного англичанина говорить то, что он думает, сэр, — ответил директор. — Правом, которым обладаем мы все — и республиканцы, и роялисты.

— Доктор Трокмортон, здесь не Гайд-парк. Вам известно, каковы мои полномочия, от кого они исходят и до каких границ простираются. Вы знаете, кто я. Мои спутники — врачи, они наверняка сумеют позаботиться о здоровье пациента. Вы допустите меня к нему? — спросил Мориарти.

— Да, — наконец уступил Трокмортон.




Альберт Виктор, герцог Кларенский, третий в очереди претендентов на трон Великобритании, он же Виктор Уэнсди, не спал, а сидел на кровати, не сводя глаз с пейзажной картинки, висевшей на противоположной стене.

Его держали под землей, на самом нижнем уровне «Друидс-Хилла», на глубине почти тридцать футов. По словам Мэри, ему дозволялось покидать камеру лишь в сопровождении охраны. Эта часть приюта была отведена для самых опасных душевнобольных. Пока мы шли по коридорам, я слышал крики страдания и ярости, проникавшие сквозь каменную кладку.

— Он сидит уже много дней без сна, просто таращится на картину, словно пытаясь вникнуть в ее мельчайшие детали. Возможно, это своего рода бегство от реальности, — сказала Мэри. — Иногда лепечет что-то практически лишенное смысла. А порой его ум проясняется, хотя это происходит все реже. Он словно понимает, что совершил и что с ним происходит.

Мы пробыли там целый час, но за это время принц не ответил ни на один вопрос, вообще не заметил нашего присутствия. Он так и сидел на краю постели, неотрывно глядя на картину. Я достаточно отчетливо видел его лицо, чтобы различить черты сходства с двумя другими лицами, виденными мною несколько часов назад. Больной потерял в весе, но какое бы имя он ни носил в «Друидс-Хилле», передо мной безусловно была особа королевской крови.

— Интересно, знает ли он, что его хотят освободить? — спросил я.

— Мне было бы это известно, если бы Холмс пытался с ним связаться. Но сомневаюсь, что Виктор помнил бы об этом, — сказал Мориарти. — На данной стадии сифилиса память больного крайне слаба.

Тем временем принц встал и пересек камеру, чтобы слегка поправить картину. Затем он начал расхаживать взад и вперед медленным размеренным шагом, держа осанку, вполне достойную члена августейшей семьи.

На миг остановившись, он посмотрел на нас, слегка кивнул Мэри и пошел дальше.

— Вряд ли стоит ждать прямого нападения, — сказал я Мориарти.

— Возможно, — ответил он.

— Порой лобовая атака оказывается лучшей стратегией, — послышался голос у нас за спиной.

Повернувшись, мы увидели в дверях, которые вели на верхние этажи приюта, директора Трокмортона. Голос же принадлежал по-медвежьи крупному мужчине, стоявшему прямо позади него. Одной рукой он держал директора за шею, а другой прижимал к его виску пистолет.

— Если вы, джентльмены и леди, будете столь любезны отойти к дальней стене, для большинства из нас все станет намного проще.

— Прошу вас, сделайте, как он просит! Уже застрелены два моих санитара, и кто знает, сколько еще будет жертв, — умоляюще проскулил Трокмортон.

— Полагаю, полковник Моран? — сказал я.

— Он самый. А вы кто такой, сэр? Я знаю Мориарти и эту девушку, но вы мне не знакомы.

— Полковник медицинской службы Джон Ватсон, Пятый Нортумберлендский стрелковый полк. Возможно, вам знакомо мое бывшее подразделение.

Я решил присвоить себе непривычное звание, надеясь стать в глазах Морана равным ему.

— Прекрасный полк. А теперь, полковник, если вы не встанете у стены, я пристрелю вас, а затем директора Трокмортона, — сказал он.

Увы, похоже, мне не удалось произвести на него впечатление.

— Знаете, мистер Холмс, — покачал головой Мориарти, — думаю, вам будет удобнее, если полковник Моран вынет пистолет из вашего уха.

Сперва я не мог понять, какую игру он ведет, но затем увидел перемену, произошедшую с директором приюта. Моран действительно отпустил его, отойдя на несколько шагов назад. С плеч Трокмортона соскользнул пиджак на толстой подкладке, за ним последовали подложенная под рубашку подушка, затем копна растрепанных рыжих волос и такие же бакенбарды.

Шерлок Холмс выпрямился во весь свой рост. Его лицо ничем не отличалось от лица моего друга, если не считать более глубокие морщины вокруг глаз.

— Так намного лучше. Изменить внешность — дело несложное, но у этого человека столь невыносимый характер, что я не понимаю, как можно выдержать рядом с ним хотя бы минуту. Профессор, когда вы распознали обман?

— Не сразу. Я стал подозревать, что разговариваю не с настоящим доктором Трокмортоном, заметив, что одна из ваших бакенбард приклеена неудачно. Вы превосходно сыграли. Несомненно, могли бы стать хорошим актером, — сказал Мориарти.

— Благодарю вас! Подобно многим, я мечтал о театре. Возможно, если бы моя жизнь пошла по иному пути… Но к делу это не относится. Ваше внезапное появление вынудило меня поспешить с исполнением моего плана.

Опустив тонкие пальцы в карман жилета, Холмс извлек длинный серый ключ, вставил его в замок и с торжествующим видом распахнул дверь.

— Ваше высочество, не будете ли вы так любезны пойти со мной?

Виктор Уэнсди продолжал расхаживать туда-сюда, не обращая внимания на Холмса. Наконец остановившись, он даже не взглянул ни на Шерлока, ни на открытую дверь, а уставился на картину.

— Это реальность или обретший форму очередной кошмар? — прошептал он.

— О, самая настоящая реальность, ваше высочество. Кошмаром эта ночь станет для тех, кто вас здесь запер, — ответил Холмс.

— Хорошо, — сказал принц.

Впервые мне показалось, будто Виктор Уэнсди исчез, а его место занял принц Альберт Виктор.

— Мы были бы рады, если бы вы пошли вместе с нами, доктор Морстен, — небрежно бросил Холмс, направляясь к двери.

При мысли о том, что Мэри может оказаться в руках изощренного преступника, известного как Джек-потрошитель, я, не думая о последствиях, с криком бросился на Холмса. Но путь к двойнику моего старого друга преградила человекоподобная гора. Моран схватил меня за лацканы пиджака и с размаху швырнул на решетку камеры.

Последнее, что я услышал, прежде чем лишиться чувств, — голос Мэри, звавшей меня по имени.




Прошла не одна вечность, прежде чем тьма рассеялась. Я попытался что-то сказать, но слова заглушил грохот в голове, напоминавший смену караула у Букингемского дворца. Попытка приподняться закончилась ничем: слабость накрыла меня как волна и снова опустила на пол.

— Спокойно, доктор. Вы не только лишились чувств, но и сильно ударились головой о решетку. Сотрясения, похоже, нет, но немного полежать нужно, — сказал Мориарти.

Мы находились в камере принца — это стало ясно почти сразу. Чтобы понять, что дверь надежно заперта, спрашивать не требовалось.

— Как долго я был без сознания?

— Минут десять, не больше.

Мориарти, похоже удовлетворенный моим состоянием, повернулся к двери и начал внимательно ее изучать.

— Не думаю, что стоит обсуждать очевидное, — сказал я. — Но если мы не выберемся отсюда, Мэри рискует стать шестой жертвой Джека-потрошителя.

— Восьмой. Были еще две, о которых общественности неизвестно. Впрочем, полагаю, вы правы, — ответил он.

В тот же миг дверь распахнулась. Повернувшись ко мне, Мориарти показал тонкую проволоку, которую он вновь прикрепил к цепочке карманных часов.

— Идемте, доктор?

Прежде чем я успел подняться на ноги, Мориарти подошел к противоположной стене и сунул руку в мусорную корзину возле поста охраны. Покопавшись там, он извлек револьвер, который дал мне накануне вечером Мюррей.

— Вышибив из вас дух, Моран обыскал нас обоих. Он нашел у вас оружие, но самолюбие не позволило ему оставить себе обычный армейский револьвер. Вряд ли он ожидал, что мы так быстро им воспользуемся. — Профессор протянул находку мне.

Главный холл «Друидс-Хилла» был почти пуст. Я услышал, как старинные часы пробили десять.

— Вероятно, они направляются к каретному сараю, — сказал Мориарти.

Я уже бежал к двери, опережая его на десяток шагов. К несчастью, мы опоздали. Я едва успел выскочить из дверей, как мимо галопом пронеслась открытая коляска. Человек, державший поводья — похоже, Моран, — силился управлять лошадьми, одновременно борясь с соседом, явно намеревавшимся вытолкнуть его из коляски. Судя по всему, это был принц.

— Нам их не догнать! — крикнул профессор. — Стреляйте, Ватсон, стреляйте!

Я трижды выстрелил.

Моран потерял управление, когда лошади на дорожке вошли в крутой поворот. Коляску несколько раз бросило из стороны в сторону, затем она опрокинулась набок, и ее пассажиры вместе с перепуганными лошадьми растянулись на траве.

Мэри я обнаружил в нескольких футах от того поворота. Она попыталась приподняться, чтобы выползти из смягчивших падение кустов, но ее лицо тут же исказилось от боли.

— Не уверена точно, — сказала она, — но, кажется, я сломала руку.

К счастью, перелом был закрытый. Остальные повреждения сводились к синякам и ссадинам.

— Честная плата за мою жизнь, — улыбнулась она.

Морана мы нашли лежащим без сознания на земле, а тело принца со сломанной шеей оказалось под перевернутой коляской — смерть наступила почти мгновенно.

Мориарти досталась незавидная задача — известить отца и деда о том, что история, сочиненная ими много лет назад, стала реальностью.

— Что произошло в коляске? Почему принц напал на Морана? — спросил Мориарти у Мэри.

— Я сама не успела понять. Как только мы выехали из сарая, Моран что-то сказал принцу, тот яростно закричал и вцепился полковнику в горло. Впрочем, я этому рада, — ответила она.

— Что бы ни случилось, похоже, Джек-потрошитель спас вам жизнь, — заметил Мориарти.

Вдруг до меня дошло, что Холмс исчез.

— Его следы ведут в сторону от приюта и теряются в четверти мили к востоку, — сказал профессор. — На них есть немного крови. Однако мы наверняка еще услышим о мистере Шерлоке Холмсе.




— Поезд опаздывает, — сказал я, защелкивая крышку часов.

Мэри взяла меня под локоть и улыбнулась. Ее левая рука висела на перевязи — напоминание о нашей встрече с другим Холмсом.

Должен признаться, я изрядно волновался, что не удивительно, учитывая случившееся со мной за последние несколько дней.

Это был не привычный мне вокзал Виктория, а скорее сельская железнодорожная станция. Собственно, это мог быть зал ожидания на любой станции от Ливерпуля до Глазго. По нему бродили редкие встречающие и пассажиры. Профессор Мориарти сидел с блокнотом на коленях, полуприкрыв глаза, и время от времени записывал несколько слов или математические формулы. Периодически слышался уже знакомый звук ударявшихся друг о друга металлических шариков, которые он перекатывал в ладони.

Наш с Мэри разговор иссяк, и последние несколько минут мы молчали, изредка ободряюще улыбаясь друг другу.

— Похоже, прибывает поезд, — сказала Мэри.

Станция заполнилась знакомым шипением и свистом. На западе появились огни, я услышал лязг тормозов, а мгновение спустя увидел в облаках пара подъезжающий к платформе поезд.

Мориарти достал из жилетного кармана часы.

— Девять с половиной минут опоздания. Несущественно с точки зрения математики, особенно учитывая расстояние, которое ему пришлось преодолеть.

Из поезда выходили пассажиры. Многие направились к багажному отделению, некоторые в замешательстве озирались по сторонам. Сквозь толпу прокладывала себе путь знакомая фигура в пальто-крылатке и цилиндре, с тростью в руке.

— Холмс, мы здесь! — крикнул я.

Признаюсь, до этого момента я опасался, что все мои воспоминания о другом мире — долгий сон.

— Ватсон, дружище! Рад вас видеть, — сказал Холмс, пожимая мне руку. — Я совершил самое потрясающее путешествие в моей жизни и видел такое, что удивило даже меня.

— Надо полагать, зрелище и впрямь впечатляющее, — заметил я.

— Именно! Уверен, что обратное путешествие окажется еще удивительнее, — ответил он.

Я бросил взгляд на Мэри. В ее глазах светилась житейская мудрость, которая всегда мне помогала.

— Холмс, я совсем забыл… Позвольте представить вам…

— Очень приятно, доктор Морстен.

— Мое почтение, мистер Холмс. Вы в самом деле замечательный человек — именно такой, каким вас описывал Джон. Поскольку он уже объяснил, откуда вам известно мое второе «я», меня больше интересует, как вы определили, что я доктор?

Холмс сверкнул знакомой улыбкой.

— Проще простого. Вашу профессию выдают многие признаки. Упомяну лишь два: едва заметное пятно ляписа на вашей здоровой руке и наушник стетоскопа, торчащий из рукава. Поскольку я вижу, что Ватсон продолжает носить свой стетоскоп в шляпе, легко сделать вывод, что первый принадлежит другому врачу, в данном случае вам, — сказал он.

— Потрясающе! — рассмеялась Мэри.

— Элементарно, — сказал Холмс. — Согласны, профессор?

— Несомненно, Холмс. Как я заметил, вы не упустили возможности рассмотреть меня в зеркале на стене.

— Обычная предосторожность, учитывая нашу историю. Уверен: поменяйся мы местами, вы поступили бы так же.

— Вы еще раз дали понять, почему ваш двойник оказался столь неуловим в течение многих лет, — усмехнулся Мориарти. — Рад с вами познакомиться, мистер Холмс.

— И я рад, профессор, — ответил мой друг.

Затем я увидел то, чего не ожидал увидеть никогда в жизни: Шерлок Холмс и Джеймс Мориарти обменялись рукопожатиями.

— Письмо, которое вы прислали, имело захватывающие последствия, — сказал Холмс.

— У вас не возникло проблем с предложенными мною формулами?

— Никаких. Потребовалось лишь изменить свое восприятие, чтобы направить поезд на эту конкретную станцию вашего мира, — ответил Холмс. — Вряд ли остальные пассажиры что-то заметили.

— В таком случае не должно быть проблем и с возвращением вас и Ватсона назад, в ваш мир, на следующем поезде, — Мориарти достал из кармана лист бумаги, — который отходит через десять с небольшим минут, если верить расписанию.

Пора было решаться. Крепче сжав руку Мэри, я сказал:

— К сожалению, я не возвращаюсь вместе с Холмсом.

— Понимаю. И вряд ли я ошибусь, предположив, что, по крайней мере отчасти, причина тому — доктор Морстен? — спросил Холмс.

Я увидел на его лице широкую улыбку.

— Совершенно верно. В нашем мире карьера женщины-врача крайне тяжела. Здесь хотя это и не является нормой, но воспринимается проще. Будучи врачом общей практики, я могу работать где угодно. Не считая немногих родственников, близких у меня нет. Кроме вас и еще нескольких друзей, никто не заметит моего исчезновения. К тому же профессор предложил свою помощь для обустройства в этом мире, — сказал я.

— Значит, на горизонте маячит свадьба? — спросил Мориарти.

— Возможно, — ответил я.

Они оба знали, что свадьбе быть, как знали и мы с Мэри. Хотя я еще не сделал официального предложения, намеревался в ближайшее время это исправить.

— А пока, и это точно, мы становимся деловыми партнерами.

— Что ж, профессор, похоже, я правильно поступил, не приняв ваше пари, — сказал Холмс.

— Пари? — спросил я.

В глазах Холмса и Мориарти мелькнули озорные огоньки.

— Ну да. Разве я забыл упомянуть о пари, которое мне предложил профессор? К своему посланию, содержавшему формулы для путешествия сюда, он приложил записку, в которой предполагал, что вы решите остаться, и даже предложил мне поспорить на десять фунтов. Я не принял пари — хоть наша дружба и отличалась постоянством, вы порой удивляли меня. Судя по рассказу профессора, так могло случиться и на сей раз. — (Появился носильщик с двумя большими саквояжами.) — Я привез часть ваших вещей, которые, на мой взгляд, вы предпочли бы иметь в новом доме.

— Спасибо. Не вызовет ли мое исчезновение проблем?

— Ничего нерешаемого. Думаю, с помощью вашего друга — мистера Дойла — мы сумеем поддерживать видимость того, что вы продолжаете писать хроники моих мелких приключений.

Сэр Артур был приятным в общении человеком, неплохим врачом и талантливым автором исторических романов. Именно он замолвил за меня словечко перед редакторами журнала «Стрэнд», когда я начал искать издателя для своих произведений. Единственная проблема заключалась в том, что Дойл имел досадную привычку забывать мое имя и часто называл меня Джеймсом.

— Значит, прощаемся?

— Давайте просто скажем друг другу «до свидания», Ватсон. Я бы не исключил возможность новой встречи.

Я смотрел вслед уходившему Холмсу. Едва он сел в вагон первого класса, как к нему подошел кондуктор с весьма озабоченным выражением лица.

Когда поезд тронулся, я увидел, как мой друг кивнул и пошел за кондуктором по вагону.

— Думаешь, в поезде возникла какая-то проблема, Джон? — спросила Мэри.

— Похоже, проблемы всегда находят Холмса. Вероятно, эта покажется ему небезынтересной.

— Что ж, в таком случае мистера Шерлока Холмса ждет новое дело, — сказала она.


notes



Примечания





1


Джон Брэдфорд — пребендарий собора Святого Павла, участник английской реформации и мученик; стал известен благодаря фразе, которую произнес во время своего заключения в лондонском Тауэре, когда увидел преступника, идущего на казнь. — Здесь и далее, кроме отдельных случаев, примечания переводчика.